Церковная песня [Гимн Хаоса] - Роберт Сальваторе

Ремесленники и купцы Вестгейта, со всей своей независимостью, а скорее из-за нее, были жестокими соперниками; этот факт касался и Павла. В городе было еще несколько плотников – Туркел отказался сказать Данике их имена – которые завидовали процветанию Павла. Несколько раз они приходили к Павлу, угрожая ему серьезными последствиями, если он не поделится заказами.

– Если бы они пришли как друзья, Павел бы обязательно поделился, – говорил Туркел, как будто бы он и отец были более чем едва знакомыми, которыми они притворялись на людях. – Но твой отец был гордым человеком. Он не поддавался на угрозы, несмотря на реальность опасностей, стоящих за ними.

Даника никогда не заставляла Туркела рассказывать, кто именно убил ее родителей – или, скорее, нанял знаменитых Ночных Масок – обычный способ покушения в Вестгейте. Она и до сих пор не знала, кто это был. Она верила, что учитель расскажет ей, когда она будет готова знать, готова отомстить, если таков будет ее выбор, или когда она будет в состоянии оставить в покое прошлое и начать строить будущее. Туркел всегда старался показать, что сам выбрал бы последнее. Образ престарелого мастера ярко вспыхнул в голове Даники, когда она стояла там, держа в руке кинжалы.

– Ты переросла меня, – говорил учитель, и в его голосе не было ничего, кроме гордости. – Твои умения превосходят мои во многих областях.

Даника хорошо помнила: она думала тогда, что настало время отмщения. Что Туркел скажет ей имена заговорщиков, убивших ее отца, велит идти и отомстить.

Но у Туркела были другие планы.

– Остается только один мастер, который может продолжать наставлять тебя, – сказал Туркел. И как только он упомянул Библиотеку Наставников, Даника поняла, что за этим последует. В Библиотеке хранились многие редкие и бесценные свитки мастера Пенпанга Д’Ана; Туркел хотел, чтобы она училась напрямую по свиткам давно умершего учителя. Именно тогда Туркел дал ей эти два замечательных кинжала.

Итак, она покинул Вестгейт, будучи еще почти ребенком, чтобы достигнуть новых вершин самодисциплины. Снова учитель Туркел продемонстрировал свою любовь и уважение к ней, поставив ее нужды превыше своего отчаяния от ее отъезда.

Даника полагала, что многое успела за свой первый год обучения в библиотеке, как в своих занятиях, так и в понимании других людей и мира, который внезапно оказался таким огромным. Ирония, как она полагала, была в том, что мир ей приходилось познавать практически в монастырском уединении, но не могла она и отрицать, что ее взгляды на жизнь значительно изменились за тот год, что она провела в библиотеке. Раньше она жила только жаждой мести; но теперь Вестгейт и наемные убийцы казались такими далекими, и множество других, гораздо более приятных возможностей открылось для нее.

Сейчас она прогнала те темные воспоминания, остались только последние образы спокойной улыбки ее отца, миндалевидных глаз ее матери, множества морщинок на умудренном годами лице учителя Туркела. Затем рассеялись и эти образы, уступив место многим обязанностям Даники в ее ремесле.

Библиотека была огромной комнатой с множеством арок и колонн, тысячи барельефов, вырезанных на них, способны были поразить кого угодно. Данике потребовалось много времени, чтобы хотя бы определить который тут восточный угол. Когда она туда добралась, пробравшись по обложенному книгами проходу, кое-кто ее там уже ждал.

Каддерли не смог сдержать улыбки; у него это никак не получалось, когда он смотрел на Данику, с самого первого дня, когда он ее увидел. Он знал, что она из Вестгейта, что в нескольких сотнях миль к северо-востоку. Одно это делало ее чужестранкой в его глазах, а в ней было еще столько всего, что занимало его воображение. Хотя у Даники были западные черты лица, не сильно отличавшиеся от уроженцев центральных Королевств, форма ее глаз выдавала, что предки ее были с далекого, экзотического Востока.

Каддерли часто задавался вопросом, было ли это тем, что привлекло его в ней в самом начале. Миндалевидные глаза обещали приключение, а ему всегда до боли хотелось приключений. Ему исполнился уже двадцать один год, а за пределами Библиотеки ему удавалось побывать совсем нечасто, и даже тогда иго обязательно сопровождал один из учителей, как правило, Авери, и несколько других священников. Иногда, Каддерли казалось, что в его жизни чего-то не хватает. Для него приключения и битвы были лишь образами со страниц книг. Он даже никогда не видел живого орка, или еще какое другое чудовище.

А таинственная Даника была воплощением всех этих вещей для него.

– Ты долго сюда добиралась, – лукаво отметил Каддерли.

– Я в Библиотеке только год, – возразила Даника, – а ты живешь здесь с пяти лет.

– Даже в таком возрасте я разобрался в Библиотеке за неделю, – уверил ее Каддерли, щелкнув пальцами. И тут же зашагал рядом с ней, проворно направляющейся к углу.

Даника взглянула на него, затем проглотил готовый сорваться едкий ответ, не уверенная, дразнит ее этот Каддерли или нет.

– Ты теперь дерешься со здоровяками? – спросил Каддерли. – Мне нужно беспокоиться?

Даника внезапно остановилась, притянула лицо Каддерли к своему и пылко поцеловала его. Она отошла от него на несколько дюймов, и Каддерли потонул в ее миндалевидных глазах. Каддерли беззвучно поблагодарил Дениера, что тот не требовал от своих служителей обета безбрачия.

– Драка возбуждает тебя, – застенчиво отметил Каддерли, прогоняя напряжение, но и губя всю романтику. – Вот теперь я обеспокоен.

Даника слегка толкнула его, не отпустив его туники.

– Тебе надо быть поосторожней, знаешь ли, – продолжал Каддерли, внезапно посерьезнев. – Если кто-то из учителей поймает тебя за дракой…

– Гордые молодые хранители не оставляют мне выбора, – ответила Даника, небрежно вскидывая голову и убирая волосы с лица, она даже не вспотела, расправившись с последним оппонентом. – В этом лабиринте, который ты зовешь Библиотекой, я не нашла бы и половины того, что мне нужно за сотню лет. – Она закатила глаза, чтобы подчеркнуть величину комнаты с колоннами.

– Не проблема, – заверил ее Каддерли. – Я здесь во всем разобрался…

– В пять лет! – закончила за него Даника и опять притянула его поближе. Тут Каддерли решил, что из ее внимания можно извлечь дополнительные выгоды. Он осторожно подошел к Данике справа – он был левшой, а в прошлый раз, когда он проделал это левой рукой, он не мог работать несколько дней. Каддерли был совершенно очарован тем, что Даника называла “Увядающим Прикосновением”, считая это наиболее эффективным не смертельным ударом, который он когда-либо видел. Он умолял Данику научить его этому удару, но умелая монахиня оберегала свои секреты, объясняя это тем, что приемы были лишь частью ее религии, в равной степени дисциплиной тела и разума. Она не позволяла другим копировать простые приемы, без достижения требуемого состояния разума, и постижения философских оснований данного приема.